"СЗС" 05/98 - Мы родом из детства
Sergey Sidelnikov
КАК СТАТЬ ЗВЕЗДОЙ
Москва
---------------------------------------------------------------------------
От чего зависит судьба таланта? От удачи? От того, единственного момента,
когда множество тайных тропок Провидения сходятся в одной точке, - и
вспыхивает Звезда? Или от того, на чем замешана эта удача?
Звезд советской эпохи, быть может, потому так всенародно любили, что шли
они к своему главному часу по одной дороге со всеми. Им было что сказать,
им сегодня есть что вспомнить.
Народная артистка России Лариса Лужина в блокаду выжила чудом.
Корреспондент "Сибирского здоровья сегодня" - у нее в гостях.
-Мой отец - штурман дальнего плавания - в 1942 году скончался от
голода в осажденном Ленинграде. Он был ранен при защите форта
"Серая лошадь". После ранения отлеживался, естественно, дома. Но еды не
хватало - в семье из шести человек работала только мама. И ослабленный
организм не выдержал. Где похоронен отец - неизвестно. Мама тогда зашила
его в одеялко (дело было зимою), потом приехала машина, собиравшая
покойников, - и все. Я, когда бываю в Ленинграде, всегда захожу на
Пискаревку - кланяюсь братской могиле...
Немногим раньше отца погибла бабушка. Они тогда с мамой шли за дровами. В
дом неподалеку попала бомба. Чтоб уберечься от осколков, мама с бабушкой
упали. Потом мама поднялась, а бабушка осталась.
В общем, дожили мы до прорыва блокады с мамою вдвоем. Эвакуировались в
Кемеровскую область, в Ленинск-Кузнецкий. Почему-то городок запомнился мне
похожим на деревню - может, после Ленинграда? Обычно местные жители
приехавших разбирали быстро. Но глядели на тех, кто покрепче, - для помощи
в хозяйстве. А с нас какой толк? Мама худая, слабая, я - маленькая, тоже
худая. Наконец, одна женщина, тетя Наташа, сжалилась: "Вижу, стоит девочка
с большими печальными глазами и чуть не плачет, - ну, я вас и взяла". И
стали мы жить вчетвером: у тети Наташи была тоже дочка, Надя, постарше
меня. Жили мы, почему-то, в землянке. Я ходила в детский сад в надином
пальто, длинном, - рукава волочились по земле. В садик этот нас отводили на
неделю - мама устроилась работать на мясокомбинат вместе с тетей Надей. И в
садике я получила первую актерскую награду. Да какую!
Это было в 1944 году. Мы праздновали Новый год, и я пела песню про матрешек
(хотя слуха у меня нет и во взрослой актерской жизни я не пою). И еще я
читала стихотворение Симонова, про танкиста ("Из тысяч лиц узнал бы я
мальчонку, да как зовут - забыл его спросить"). Почему я выбрала такое
взрослое стихотворение - не знаю. Но когда закончила читать - все плакали.
А директор комбината взяла меня на руки, куда-то понесла и там вручила
приз: настоящую мясную котлету! Мне кажется, ее запах я помню до сих пор.
Быть может, тогда мне впервые запало в душу желание стать артисткой.
Потом мы возвращались домой. Ехали в теплушках, долго и тяжело. Перед самым
городом все кинулись распаковывать свои узелки и принаряжаться, женщины
хотели вернуться красивыми.
Однако легко сказать - вернуться. Нас в Ленинграде никто не ждал.
Единственная родственница - тетка, кстати, позже ставшая заслуженным врачом
Ленинграда, - жила с семьей в крохотной квартирке. И мы, намучившись без
жилья, поехали к дяде в Эстонию. Он - старый большевик, был направлен в
Таллин в 1940 году, "восстанавливать советскую власть".
Эстонским я овладела быстро, поэтому за все время моей жизни там никаких
притеснений не ощущала. Эстонцы плохо относились только к тем приезжим,
которые не удосуживались выучить язык, и тут я с ними солидарна: жить в
стране и не знать ее языка - позор, по-моему!
В Таллине я подошла еще на шажок ближе к сцене: в нашей школе был
замечательный театральный кружок. Спасибо его руководителю Ивану Даниловичу
Россомахину. Судите сами: народный артист России Виталий Коняев из Малого
театра, киноактеры Игорь Ясулович и Владимир Коренев - мы все жили на одной
улице и играли на одной школьной сцене. Собственно, не только на школьной:
в дни каникул нас включали в репертуар театра Русской драмы. Мы выходили на
настоящую профессио нальную сцену! В спектакле "Дети горчичного рая" я
играла негритянку Нэнси. Перед спектаклем меня мазали пробкой, но постоянно
забывали загримировать уши. Так я и выходила к зрителям - с черной
физиономией и розовыми ушами.
После окончания школы я, понятное дело, поехала поступать в театральный.
Москва была далекой и страшной. Я отправилась в родной Ленинград - и
провалилась! Конкурс, конечно, был огромный - 150 человек на место. При
этакой толпище, чтобы комиссия обратила на тебя внимание, нужно было их
поразить с первой минуты. А я была застенчива. К тому же - там требовалось
петь и танцевать. И если с последним я еще справилась, то петь после тех
"матрешек" мне больше не приходилось, о чем я и сообщила экзаменаторам. Ну
и: "Спасибо, пригласите следующего"...
Дома мама сказала мне: "Не поступила - иди, голубушка, трудись". Я
устроилась сначала "зефирщицей" на фабрику "Калев", где работала и мама. Ни
зефира, ни вообще сладкого я теперь в рот не беру - не столько наелась,
сколько надышалась на всю жизнь. Повезло, наверное, - талия целее. После
"Калева" я немножко посидела секретаршей у министра здравоохранения Эстонии
и сбежала в манекенщицы в только что открытый дом моделей "Силуэт".
Я бы этим и удовольствовалась, не решившись еще раз попытать судьбу. Но...
я ненароком попала на съемочную площадку. В те поры любая заграница
снималась в Прибалтике. В фильм "Незваный гость" - про то, как вербуют
шпионов для работы в СССР, - потребовалась массовка. Мы изображали публику
в "ночном баре" Стокгольма, когда меня (опять случай!) заметила ассистент
режиссера Лейла Лайус, проходившая в Таллине практику. (Ее фильм "Игры для
детей школьного возраста" получил Государственную премию, помните?)
"Не хочешь сыграть эпизод? Нам нужна певичка кабаре..."
- Да только об этом и мечтаю - играть, - отвечаю, а сердце падает: "Певица!
Я же петь - не умею!" Но решила: до съемок - молчу. Загримировали меня.
Одели красиво. Хочешь - не хочешь, пора признаваться: слуха нет, - как
быть? - Да ты будешь только рот раскрывать. Это называется - петь под
фонограмму.
Когда я себя увидала на экране, то не обратила даже внимания - как,
дескать, выгляжу? - главная радость была: "До чего же хорошо пою!"
Продолжаю я работать в доме моделей, а случай снова - за углом. Та же Лейла
в Москве узнает: во ВГИКе у Герасимова на курсе отсев: его студентка
позволила себе без спросу где-то сняться, а он этого не позволял. Лейла
показывает ему мою фотографию в роли той самой певицы - наряженную,
накрашенную. (Герасимов этого терпеть не мог.) Студентки его не красились,
даже челки себе не выстригали. Глянул он на снимок - ничего, говорит, тут
не вижу. Ну, да пусть приезжает.
И вот я дома у них. Тамара Макарова - красавица блистательная. При ней
какой-то дядька лысый. А я - примарафетилась, в юбочке муаровой, в кофточке
муаровой, в сапожках, волосы под Марину Влади, с челочкой (знала бы я!), -
и все к ней, естественно, обращаюсь, ей понравиться хочу. Герасимов на меня
смотрит критически. Начала читать - от волнения опять, как на экзамене
"зажимаюсь". Вижу, у Лейлы на щеках красные пятна, понимаю - провалилась. И
прошу: можно, я скажу последний монолог Ларисы из "Бесприданницы"? Я эту
роль очень любила, знала наизусть - сама ведь Лариса... Герасимов кивает:
"Читай". И я оттого, что жалко себя безумно, читаю - и плачу! И этим -
искренностью чувств - побеждаю! Я тогда подпрыгнула - под потолок! Тамара
Федоровна потом все удивлялась: впервые вижу девочку, которая от радости
так высоко прыгает.
Вот и все.
А дальше - дальше была учеба. Съемки и сцена. Сын Павел. И снова съемки. В
России, в Германии и опять в России. И недавно - звание народной артистки.
Но еще в 1962 году - после выхода на экраны фильма Ростоцкого "На семи
ветрах" - зрительницы называли меня не Ларисой - Светланой, как мою
героиню. И тогда же, в Свердловске, после просмотра кинулась ко мне
женщина: "Доченька, дай адресок". - "Может быть, вам фотографию подписать?"
- "Нет, адрес дай, я тебе носочки теплые пришлю!"
Записала
Галина КНЯЗЕВА,
кандидат медицинских наук
-------------------
[^] В архив [<-] В раздел