Привет,
это главный редактор Kit Андрей Яковлев. Начну
с главной новости: рассылка Kit берет перерыв.
Мы начинали как рассылка о сломанном
мире — о мире в тревоге после пандемии,
о мире в условиях климатического кризиса. Наше
медиа запустилось еще до большой войны между
Россией и Украиной. Когда война началась, стало
понятно, что мир не то чтобы сломался —
он просто рушится. Теперь все издания вокруг
— это издания о сломанном мире. Несмотря
на это, мы старались помогать вам, нашим
читателям, ориентироваться в царящем вокруг хаосе
и поднимать темы, которые остаются невидимыми для
других. Но, к сожалению, сил и ресурсов, чтобы
продолжать это делать так же качественно
и регулярно, как раньше, больше нет. Сколько
продлится заморозка Kit, пока неизвестно. Как и то,
в каком виде мы вернемся.
Но мы точно вернемся. А пока читайте
«Медузу». И вперед, к новогоднему
письму!
Меня
зовут Александр Амзин. Я медиааналитик
и ведущий телеграм-канала themedia.
Мне
скоро 45, и я понимаю, что 25 лет назад —
да что там, всего пять лет назад —
я совсем другими глазами смотрел
на реальность. И дело
не в возрастных изменениях
и не в том, что я, как и все мы,
постепенно меняю свое мнение или узнаю больше. Просто
меняется сам подход к тому, что считать информацией
и чему доверять.
Истории,
которые нам подкидывает реальность, оказываются все
запутаннее и сложнее. Ощущение, что ничему
и никому верить нельзя, сопровождает многих
из нас последние лет десять.
Даже
шутки постоянно оказываются с двойным,
а то и тройным дном. Совсем недавно друг
прислал мне такой многослойный твит. Я начал
смеяться над самой историей, а потом осекся: было
непонятно, существуют ли главные герои и что
вообще по этому поводу надо чувствовать.
Я в сердцах признался другу, что
до смерти устал угадывать, где в социальных
сетях жизнь, а где — искусство и выдумка.
Хочется, сказал я, из мира постиронии
и правды, прикидывающейся фейком (и наоборот),
обратно в модерн, в прекрасную эпоху надежных
рассказчиков.
Письмо,
которое вы читаете, не пытается отделить
правду от постправды, а фейки —
от постиронии. Это дело бесполезное. Оно посвящено
другой тенденции первой четверти XXI века: подмене
личного мнения коллективным (например, общественным или
государственным).
В этом
письме я расскажу, как появилось нечто похожее
на коллективный разум, и опишу реальность 2025
года, где цифровое общество создает больше проблем, чем
решает. А в конце попробую дать несколько
советов о том, как как-то справиться с этой
ситуацией.
■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎
Почему
в прошлом люди чаще принимали самостоятельные
решения, чем мы сейчас?
Писательница
Кэрол Стурка обнаруживает, что почти все человечество
заражено инопланетным вирусом. Он делает людей
счастливыми и дает им коллективное сознание.
Стурка иммунна, но обновленное человечество всеми
силами пытается сделать счастливой и ее.
Со временем Кэрол, хоть по-прежнему и ценит
собственное «я», все же понимает: жизнь без
общества тоже не жизнь.
Это
сюжет сериала
«Plur1bus», одного из самых популярных шоу 2025
года (оценка — 98% на Rotten Tomatoes).
«Plur1bus» целиком посвящен различию и связи
человека и коллектива. Причем автор, Винс Гиллиган,
нарочно обходит стороной вопрос насилия или давления.
Но в сериале «я» и «мы» все равно
не находят общий язык.
Почти
400 лет назад, в 1623 году, поэт и проповедник
Джон Донн высказал похожую мысль, связав человека
и общество: «Нет человека, который был бы как
Остров, сам по себе, каждый человек есть часть
Материка, часть Суши; и если волной снесет
в море береговой Утес, меньше станет Европа,
и так же, если смоет край мыса или разрушит
Замок твой или друга твоего; смерть каждого Человека
умаляет и меня, ибо я един со всем
Человечеством, а потому не спрашивай,
по ком звонит колокол: он звонит
по Тебе».
Тысячи
мыслителей, политиков и бизнесменов пытались
(и до сих пор пытаются) понять, сколько
в нас личного, а сколько — коллективного,
а заодно как изменить это соотношение. Рассуждения
об устройстве общества на протяжении последних
двухсот лет были густо удобрены словами вроде
«коллективная идентичность», «нация», «народ»,
«принадлежность к сообществу», «класс».
Психологи
обсуждали,
можно ли вообще говорить об индивидуальной
психике или каждый из нас просто по-своему отражает
происходящие социальные процессы. Богословы спорили,
какие коллективные правила обеспечат лучшее будущее
индивидуальной бессмертной души. СМИ пытались
сопоставить личные интересы читателя с коллективной
картиной дня.
Политики
и пропагандисты всех сортов старались представить
свои идеи самыми важными. Правые объясняли значимость
национализма, либерализма и многих других «-измов».
Левые — что важна масса и общность,
а не индивидуальность (в XXI веке
неомарксисты вроде итальянца Антонио Негри даже дошли
до идеи «множества»:
творческого единства и общности трудящихся
индивидуальностей).
При
этом иронично, что зачастую, когда мы считаем, что
принадлежим к какой-то коллективной общности,
мы имеем дело с воображаемым
сообществами. По крайней мере, именно
к ним британский политолог и социолог Бенедикт
Андерсон отнес нации. Действительно, нельзя сказать, что
все члены нации знают друг друга. Свою коллективную
идентичность и равенство они именно что
воображают. Как певец Шаман, который поет
о принадлежности к русской нации, мотивируя
это «кровью от отца». Это касается не только
наций, но и многих других легко воображаемых
коллективов: религии, болельщиков спортивной команды или
поклонников музыкальной группы.
Чем
сложнее взаимодействие личности и общества, тем
труднее соответствующей идее снискать понимание, ведь
так удобно распределить всех по категориям. При
этом многие люди не относят себя
ни к одной нации или колеблются
в отношении собственной же религии. Билингвы
задумаются над вопросом об их родном языке.
Люди, чьи результаты популярный тест «Политический
компас» определил в один и тот же
квадрант, готовы поубивать друг друга в споре.
Кроме того, они обижаются и на сам тест,
потому что сами себя часто считают взвешенными
центристами.
Традиционно,
впрочем, у людей было не так уж много
вариантов выбора воображаемого сообщества.
Ты рождаешься и вскоре уже знаешь
собственную этническую и религиозную
принадлежность. Ее часто задает место
проживания.
Темп
жизни доинформационного общества был низким,
и соответствовать общественному запросу надо было
разве что на выборах или в эпоху революций.
Самостоятельность играла большую роль: люди принимали
решения без оглядки на общественный консенсус,
потому что им часто неоткуда было узнать,
в чем он заключается. Тебе просто некого
спросить, как правильно поступить. Ты ограничен
тем, что сейчас назвали бы локальной сетью:
близкими друзьями, семьей, коллегами.
А иногда
ты совсем один — и вынужден лишь
воображать, как следует поступать. Отсюда
требование к себе поступить «как мужчина», «как
настоящий англичанин», «как коммунист» и вопросы
вроде «как бы поступил Иисус?».
Так
было, в общем, до конца XX века.
А потом кое-что произошло.
Три
проблемы коллективного разума, частью которого
мы являемся
Для
демонстрации происходящего в 2025 году крупным
планом надо, чтобы камера сперва отъехала
на уровень 1920–30-х. Именно с тех пор
человечество последовательно строит информационное
(а позднее — цифровое) общество. Впрочем, нет
никакого конкретного года, где мы можем провести
линию: мол, тут человечество было доинформационным,
а здесь уже нет. Наша коллективная связность
друг с другом росла постепенно.
То,
что коллективного в нашей личной жизни становится
все больше, приводит к неожиданным результатам.
Среди них есть очень хорошие — например, недавно
казавшаяся невозможной повальная грамотность или
круглосуточный доступ к знаниям всего
человечества.
Но есть
и три огромные проблемы. Ни одну толком решить
не удалось.
■
Первой проблемой стала коллективная ложь. Когда
средства доставки массовой информации были
в основном у государства, на первый план
вышли идеологическая работа и тоталитарная
пропаганда (обычно в этом разговоре называют СССР,
Италию, нацистскую Германию, но пропаганду также
активно использовала еще Великобритания в Первую
мировую войну).
В других
странах, где массовым информированием заинтересовались
крупные корпорации, расцвели пиар, реклама и любое
другое управление общественным мнением
в коммерческих целях. Часто коллективная ложь
присутствовала и здесь — достаточно вспомнить
рекламу сигарет как атрибута здорового образа жизни
(о ней Kit, кстати, рассказывал в этом
письме).
Представьте
на секунду, что часть собственного сознания
человек, будто арендодатель, сдает под общественное
мнение и коллективные ценности. Понятно, что
«арендаторы» в борьбе за площадь рано или
поздно дойдут до злоупотреблений, попытаются
повлиять на мнение масс или исказить
реальность.
Основой
пропаганды всегда был дефицит информации. Несколько
телеканалов, как это было в позднем Советском
Союзе, или «народный радиоприемник» (Volksempfänger), как в нацистской
Германии. В условиях информационного голода
пропаганда работает лучше всего, потому что тогда
человек не может ничего противопоставить
навязанному коллективному.
В период
с 1990-х по 2010 год ситуация кардинально
изменилась благодаря цифровизации. Во всем мире
к 2010-му к интернету подключились свыше двух
миллиардов человек. Информационного голода
не стало. Раньше дефицит информации создавал зазор
между личным и коллективным опытом. Собственный
опыт, хоть и небольшой, влиял на нас гораздо
сильнее коллективного, прорабатывался и проживался
глубже, лепил ту самую индивидуальность.
Переизбыток
информации в цифровом мире развернул ситуацию
на 180 градусов.
■
Вскоре возникла вторая проблема: отказ
от достоверности. С помощью интернета
можно доказать, что Бог есть и что Бога нет.
Что рак якобы лечится содой. Что американцы
не высаживались на Луне. Что плоская Земля
покоится на китах со слонами. Что в XIX
веке была атомная война. Что московское метро вырыли
древние люди. Что биологическая программа женщин
заставляет 80% мужчин страдать от невольного
воздержания. Что, наконец, птиц
не существует.
Пропагандисты
пытались ухватить себе кусочек общественного мнения.
А теперь мы вместо личного мнения все чаще
берем напрокат чужие, коллективно-бесплатные.
Переизбыток
информации приводит к тому, что за право стать
нашей точкой зрения борется миллион уже готовых идей
и мнений. Получается что-то вроде естественного
отбора. В нем правдивость, рациональность или
обоснованность не дают особых преимуществ. Скорее
наоборот, побеждает самый виральный, самый поляризующий,
самый запоминающийся и эмоционально заряженный
аргумент.
Все
2010-е годы исследователи медиа и коммуникаций
пытались понять, как виральность подменила
информативность. Это время запомнилось словами вроде
«фейк» или «постправда» (фейки знают все, напомним
определение постправды: «обстоятельства, при которых
объективные факты менее важны в формировании
общественного мнения, чем обращение к эмоциям
и личным убеждениям»).
Постправду
редко удается побороть обычной правдой, потому что
ее распространение зависит
не от соответствия фактам,
а от раскачки определенных эмоций. Постправда
сильнее пропаганды XX века. Она персонализирована
и часто врет в мелочах, смещая акценты. Это
делает ее почти неуязвимой для обычной критики.
Допустим,
какому-то человеку нравится злиться на мигрантов.
Свежие пост, статья или видео, заряженные постправдой,
поддержали эту эмоцию. Теперь переубедить человека почти
невозможно: если вы объясните, что информация была
неправдой, то получится, что он злился
впустую, а так поступают только дураки. Поэтому он,
скорее всего, просто перестанет с вами общаться или
начнет злиться не только на мигрантов,
но и на вас.
Короче
говоря, в начале 2010-х годов каждый
нагуглил себе, что именно надо думать по тому или
иному поводу. А к концу десятилетия
узнал из интернета, что ему нравится коллективно
чувствовать. Вспомните, как зрители в кинозале
синхронно замирают или сообща облегченно вздыхают —
примерно то же самое происходит, когда видишь
в любимой социальной сети пост, выражающий твои
чувства. Ты не один, вас много.
Доля
личного сократилась еще больше, ведь значительную часть
внимания получили разделяемые с остальными чувства.
Особенно — с лидерами мнений, которые
генерируют подходящие эмоции, укутанные в правильно
звучащие слова.
На несколько
лет так называемые инфлюенсеры с эмоционально
заряженным мнением стали чем-то вроде торговых
представителей коллективного. Нет никакой необходимости
специально искать себе кружок плоскоземельщиков:
подсказанный алгоритмом твой любимый инфлюенсер
авторитетно объяснит, как жить и что чувствовать.
И предложит свой кружок.
На заре
телефонной связи на коммутаторе работали
сотрудники, соединяющие абонентов. Миллионы ютуберов,
тиктокеров и звезд инстаграма делали нечто похожее:
соединяли личное с коллективным по заданным
параметрам. Но длилось это совсем недолго.
■
Подоспела третья проблема: исчезновение источника.
С появлением тиктока начался процесс, который
продолжается до сих пор. Стало не так
уж важно, осознанно ли ты выбрал тех,
кому доверяешь управление своими эмоциями.
Пользователь
просто подключается к бесконечному потоку коротких
видео и особенно не выбирает, что смотреть.
За него говорят его действия и действия
других, «похожих» на него пользователей.
В результате
связь с конкретными инфлюенсерами ослабла,
ей на смену пришла связь с коллективными
трендами. Если все с ума сходят по конкретному
мему или треку — будь уверен, коллективное донесет
его и до экрана твоего устройства. Кто именно
будет носителем этой моды или идеи, не столь
важно.
Теряет
значение и кто был первым, и что этот первый
имел в виду. Это даже не постмодернизм
с его «смертью автора»: там хотя бы
предполагалось, что автор известен, просто мы его
интерпретируем как захотим. Теперь увлекателен
и важен сам факт показа. Ведь если это показали нам
всем, надо обязательно коллективно прочувствовать
и понять суть.
Но и платформы
коротких видео оказались переходным видом погружения
в коллективное. В них сохранилось слишком
много от старых времен. В конце концов, там
можно подписаться на те или иные аккаунты,
поделиться чем-то с друзьями, посмотреть подписки,
иногда — проследить источники (или спросить
о них в комментариях).
В конце
2022 года появился ChatGPT, который принес с собой
новый способ общаться с коллективным. Вместо
наркотического потока высказываний в ленте
разработчики ИИ предложили «службу одного окна»,
через которое обитатель «китайской
комнаты» с авторитетным видом сообщает
ответ, похожий на правду.
Этот
ответ созвучен нашим собственным мыслям.
Он на одной волне с нашими убеждениями,
эмоциями и заблуждениями. А главное —
часто формулирует не хуже самых умных инфлюенсеров.
Порой трудно удержаться от того, чтобы выдать пару
абзацев умняка, сгенерированного коллективным разумом,
за собственные мысли, чувства и мнения.
В конце
концов, звучит
правдоподобно, а больше ничего
не нужно.
И вот
мы здесь. Терять свою индивидуальность все-таки
не хочется — что делать?
Нельзя
сказать, что никто не пытался как-то решить все эти
проблемы. С пропагандой и пиаром в ряде
стран боролись с помощью медиаграмотности:
мол, если внимательно читать газету или смотреть
телевизор, меньше будешь подвержен обману.
С современными объемами информации это
не работает: слишком много усилий надо приложить,
чтобы распознать ложь.
Постправду
безуспешно пытались гасить фактчекингом.
Но в результате нашли только одно уязвимое
место — полную дискредитацию источника. Этот прием,
к сожалению, работает в обе стороны —
и вот власти самых разных стран объявляют
фейкометами всех, кто
им не по душе.
Следующая
стадия информационного общества наследует первым двум,
но густо замешена на сгенерированном контенте
и сдобрена галлюцинациями больших языковых моделей.
Непонятно, что можно по существу противопоставить
коллективному собеседнику, если за ним,
по сути, не стоит ни авторитета,
ни реальных чувств, ни принципов. Это все
равно что пытаться понять смысл пятен на картине
Джексона Поллока «Синие
столбы».
Предполагается,
что победить нейросетевую реальность можно
с помощью регулирования искусственного
интеллекта. Но как оно будет устроено, пока
никто не знает.
Но этот
выпуск рассылки Kit не был бы новогодним,
если бы мы не попытались сотворить
маленькое новогоднее чудо. Попробуем дать несколько
советов о том, как жить, когда на ваше
сознание — современного человека, смотрящего
вместе с остальными сериал «Plur1bus» —
предъявляет права коллективный разум.
→
Во-первых, не берите напрокат то, что вам
не так уж и нужно. К 2025 году
мы не просто сидим на берегу быстрой
цифровой реки. Нас как будто принуждают реагировать
на каждый всплеск и отблеск на воде. Этот
заслуживает лайка. Этот — сердечка.
А об этом можно поспорить в комментариях.
И вообще, про этот кусочек реки только что
рассказали два лидера мнений — буду считать его
важным.
На самом
деле, никто не требует вашей реакции. Это что-то
вроде фонового бита, под который нам предлагается жить.
Однако подавляющее большинство всплесков
и отблесков — всего лишь попытки вируса найти
еще одного носителя. Самому носителю от заемных
мнений и эмоций чаще всего лучше
не становится.
Конечно,
выбрать, на какие именно всплески смотреть,
непросто. И тут никаких советов быть не может,
ведь это ваше личное, а не наше
общее дело.
→
Во-вторых, наедине с собой бывает так же
интересно, как и с другими. Ключевая
причина, по которой в нашей голове роится так
много чужих идей и трендов вместо собственных,
не в том, что мы продали свою душу
фейсбуку и «Нетфликсу». Человек, в конце
концов, животное общественное.
Проблема
в другом: мы целые часы проводим
в коллективном режиме, подключившись
к цифровому шлангу. Отключаться от рилсов
и разговора по душам с чат-ботом
страшновато: мы столкнемся со своей личной
скукой, бегство от которой и заставило нас
вытащить телефон.
У людей
доинформационной эпохи такого выбора не было, они
подключались к «шлангу» на общественных
мероприятиях (концертах, выставках, ярмарках,
спектаклях, в церкви) или читая газету или книгу.
Выбора, возвращаться или нет в личное пространство,
не было: коллективное не было бесконечным.
Можно
воспринимать каждую минуту, проведенную
в коллективном режиме, как минуту без скуки.
А можно — как минуту, которую можно
было бы потратить на время с самим
собой.
Выбор
между коллективным и личным есть всегда,
и вы точно достойны того, чтобы тратить больше
времени на себя. Речь не о модном
«цифровом детоксе», а о деле, которым нравится
заниматься именно вам. И да, ваши увлечения
на то и ваши, чтобы выбирать их без
оглядки на подписчиков и алгоритмов.
→
И, в-третьих, вы сами решаете, что вам чувствовать.
Это, пожалуй, самый обнадеживающий совет. Да, скорее
всего, бесполезно пытаться фильтровать лавину
информации, удалять инстаграм, проверять факты, просить
ChatGPT не льстить и не выдумывать.
И даже
если вы не хотите отключиться прямо сейчас,
помните главное: вы сами всегда стоите в конце
цепочки. В отличие от людей
с зависимостью, вы действительно можете
бросить коллективный режим в любой момент.
Решение
за вами. Если на вас несется лавина,
вы всегда можете сделать шаг в сторону. Тогда
смесь пропаганды, лжи, рейджбейта, приколов
и сгенерированных текстов пройдет мимо. Вам
не обязательно вырабатывать мнение обо всем, что
вы видите. Чужие мнения тоже не всегда
достойны вашего лайка. Да что там — даже
внимания.
Что
читать, что смотреть, что чувствовать, решаете
в конечном итоге вы. Даже если автор поста
рассчитывает на другую эмоцию.
Да,
и не бойтесь ошибиться. Эти ошибки гораздо
ценнее, чем галлюцинации ChatGPT.
Они
и делают нас людьми.
><{{{.______)
С Новым
годом!
