***
ВПРОЧЕМ, идея постройки канала родилась давным-давно. В 1702-м
Петр I прорубил просеку шестиметровой ширины, знаменитую «Осудареву дорогу» (её
следы были видны даже в начале прошлого века), по которой соорудили настил из
брёвен и по ним за десять дней из Белого моря до Онего-озера протащили военные
суда. В 1798-м пудожский купец Бакинин подал заявку на постройку канала из
Онежского озера через Водлозеро к реке Онеге: он рассчитывал окупить затраты за
счёт вырубки в этом районе ценных лиственничных лесов. Почти одновременно
поступил проект из Петрозаводска за подписью трёх купцов и директора Олонецкого
завода англичанина Адама Армстронга: их маршрут пролегал от Повенца на Онежском
озере к селу Сорока (нынешнему Беломорску) – то есть, почти совпадал с
сегодняшней трассой. Правительство заинтересовалось и направило для изыскания
лучшего специалиста – генерала де Волана, строителя Мариинской водной системы.
Однако, обследовав местность, он такой вариант забраковал: слишком-де много
скал, водопадов и других препятствий… Были предложения и в середине XIX века, а
в 1900-м профессор Тимонов даже удостоился золотой медали Парижской выставки. Но
напоминанием обо всех этих мероприятиях, по словам Михаила Пришвина, побывавшего
там в 1906-м и написавшего о поездке книгу «В краю непуганых птиц», остались
лишь два камня около деревни Масельга с надписью: «Онежско-Беломорский
канал».
***
И ВОТ за дело взялись большевики… Сталин распорядился: канал
длиной в двести двадцать семь километров должен быть возведён за двадцать
месяцев – с сентября 1931-го по апрель 1933-го. (Для сравнения:
восьмидесятикилометровый Панамский сооружался двадцать восемь лет, а Суэцкий,
который был вдвое длиннее, – десять). К тому же стоит учесть, что на создание
«нашенского детища» валюта не выделялась: ОГПУ обязалось всё обеспечить без
лишних материальных издержек. Люди в расчёт не шли, благо количество заключённых
в Советском Союзе уже исчислялось цифрой немалой. Кураторами этого действа
явились будущий сталинский нарком Генрих Ягода и начальник ГУЛАГа Матвей Берман.
Начальником строительства назначили Лазаря Когана, его заместителем – Якова
Рапопорта. Прославился там и другой ещё «соловецкий деятель» – Натан Френкель.
По «Положению об особых правах», руководству предоставлялось право в
административном порядке единолично увеличивать срок заключения в лагерях (это
обжалованию не подлежало) лицам, нарушающим установленный порядок и дисциплину.
***
ЕЩЁ с начала 1930-го в Москве, на углу Лубянки (оно и понятно!)
и Фуркасовского переулка, трудилось во главе с чекистом Горяновым «Отдельное
конструкторское бюро по проектированию Беломорско-Балтийского водного пути», чей
штат составили специалисты-гидротехники, которые прежде – как «враги»,
«вредители» и «шпионы» – мыкались по пересылкам, тюрьмам и лагерям. А на невском
бреге, по адресу: улица Халтурина, дом 2, располагалось «Ленинградское Бюро
Беломорско-Балтийского комбината», чьи (тоже в большинстве не вполне
«советские») конструкторы, изыскатели, проектировщики, экономисты и инженеры
осуществляли на трассе канала специальное сопровождение всех без исключения
работ.
Чтобы ты, дорогой читатель, представил, какого уровня были эти
люди, назову лишь шестидесятипятилетнего Александра Георгиевича Ананьева,
который до революции – военный инженер, генерал – возводил в Петербурге
разводные мосты. А на Беломорстрое, конкретно – в Выгострове, создал самосливную
красавицу-плотину, которая отделила судовой ход канала от русла реки Нижний Выг…
Один из восьми линейных руководителей громадного строительства чекист Моисеев с
его «низшим образованием», когда получил назначение в Управление Беломорстроя,
был приятно удивлён, что под его началом оказались профессора Розе, Вельмин и
Тхоржевский, «чьи имена знал весь научный мир».
***
ЭПОПЕЯ возведения
канала стала историей людского страдания. Согласно официальной, раза в полтора
заниженной статистике, к 1 маю 1932-го рабочих здесь единовременно находилось до
ста тысяч, из которых шестьдесят размещались в бараках, остальные – в палатках.
И вот без современной техники, без достаточного материального обеспечения они по
многим объектам «превышали единые всесоюзные нормы выработки». Опять-таки
согласно официальным данным, во время сооружения канала было извлечено 9
миллионов 963 тысячи кубометров грунта, из которых 2 миллиона 514 тысяч
кубометров – скальные породы. «Для того, чтобы погрузить эту скалу в вагоны, –
писали газеты, – понадобилось бы 300 тысяч вагонов или 7500 составов
поездов».
Однако вывозили-то грунт в тачках, для которых в тамошних
механических мастерских изготовили семьдесят тысяч колёс. За каждой тачкой
закрепили своего «водителя», причём толкать её из котлована наверх было особенно
тяжело. В книге «Красная каторга» один из таких чудом выживших каторжан (хотя
советская пропаганда их «красиво» поименовала «каналоармейцами») Семён
Васильевич Смородин позже вспоминал, как его «приписали» к тачке – возить песок
из карьера к каналу на расстояние в один километр. Дневная норма, «урок», –
двадцать пять тачек, то есть, он должен был прокатить свою «телегу» по
специально проложенному настилу («по дощечке») двадцать пять километров с грузом
и столько же налегке. Выполнение ста процентов дневного «урока» давало право на
шестьсот граммов хлеба… Через несколько месяцев такой ударной работы человека
было не узнать – до того «изнашивался». Зимой в мертвецкой их лазарета разом
лежало не меньше пятидесяти покойников – особенно много гибло узбеков, которые
сурового климата не переносили.
Понятно, что прежде, чем скалу вывезти, её
следовало пробурить, заложить взрывчатку и рвануть. Тогда в прессе с
восторженной гордостью сообщалось: «Длина всех пробуренных на Беломорстрое
шурфов для взрывов составила 2600 километров – расстояние, как от Москвы до
Атлантики». Действительно, подвиг огромный, особенно – если учесть, что почти
весь этот немыслимо гигантский шурф пробивали… вручную, с помощью кувалды и
стального бура-долота… Ещё там любили похвастаться тем, что всего было
произведено аж четыре с половиной миллиона взрывов – не зря же потом в
окрестностях трассы долгое время не пели птицы и не встречался след зверя.
Правда, и сами неопытные взрывники-заключённые гибли вовсю. Например, жительница
деревни Выгостров Анна Бурлакова спустя годы вспоминала: «Прямо беда была – эти
взрывы. К окнам подходить запрещали – стройка рядом, видно всё, и нам, конечно,
было интересно. Как услышишь, что взрывы гремят, смотришь – уже бегут с
носилками, несут кого-то, а там уже чьи-то куски собирают…»
Даже присказка
появилась: «Без туфты и аммонала не построим мы канала». Так в отечественный
жаргонный фольклор добавились два новых слова. Ну, «аммонал» – это теперь всем
известная взрывчатка. А вот тоже весьма популярная ныне «туфта», оказывается,
первоначально расшифровывалась так: «Техника Учёта Фиктивного Труда». Именно там
же и тогда же возникло и слово «зек» – от «з/к», что означало – «заключённый
каналоармеец»… Ну и, конечно, творений официальной пропаганды хватало. Например,
очень популярен был плакат: «Каналоармеец! От жаркой работы растает твой срок!»
Или – такое четверостишие-агитка: «Где гуляли лоси // И медведь гулял, //
Линиями просек // Вычерчен ка-нал»…
***
В МАЕ 1933-го Ягода доложил о готовности Беломорканала, и в июле
Сталин, Ворошилов, Киров по новому рукотворному пути прокатились на катере.
Тор-жественное открытие состоялось 2 августа, при этом руководящие работники
ОГПУ и ряд заключённых получили ордена, а каналу, на строительстве которого
погибло от пятидесяти до двухсот тысяч узников «красной каторги», присвоили имя,
естественно, Сталина.
Ещё через две недели туда направился десант из ста
двадцати писателей и журналистов – чтобы увидели воочию «чудо социализма». Они
беседовали с заключёнными (которые, конечно же, хвалили партию и великого вождя
за предоставленную им возможность «искупить свою вину ударным трудом» на
грандиозной стройке), а также – с руководителями сооружения объекта, совершали
по каналу прогулки. И в результате тридцать шесть «инженеров человеческих душ»
(среди них Максим Горький, Валентин Катаев, Всеволод Иванов, Алексей Толстой,
Леонид Леонов, Мариэтта Шагинян и другие) выпустили посвящённую XVII съезду
партии толстенную, роскошно изданную книгу, в которой поведали о трудовом
подвиге каналоармейцев, об ущербности европейско-американского капитализма и о
героических усилиях чекистов по «перековке» заключённых. Но о жестокости
порядков, о голоде, холоде и унижении человеческого достоинства, о гибели многих
тысяч – не было сказано ни слова…
А потом любимец власти – драматург
Николай Погодин на эту же тему быстренько сварганил этакую весёленькую, чуточку
мелодраматическую пьеску под названием «Аристократы» – про то, как в
расположенный далеко на Севере лагерь НКВД прибывает эшелон с группой
заключённых. Среди них «вредитель» – инженер Боткин, и убийца Соня, и другой
заядлый уголовник, Костя-капитан, который быстро становится главарём барака и
запрещает всем выходить на работу. Ну а чекисты начинают упорно и тактично (!)
всех их перевоспитывать… Всё это в Реалистическом театре талантливо поставил
Николай Охлопков. (Спустя двадцать лет мне довелось узреть восстановленных им
«Аристократов» в том же коллективе, который, однако, уже носил имя Маяковского).
А тогда, в 30-х, Погодин вслед за сценической премьерой мигом перелопатил пьесу
в киносценарий – и вся страна увидела насквозь фальшивый (хотя играли Астангов,
Яншин, Добронравов, совсем молоденький Бернес) фильм «Заключённые», в котором
преступники быстро и чудодейственно превращались в передовых строителей нового
общества.
Таким вот с экрана предстал тот самый незабвенный Беломорканал,
который положил начало всем нашим «великим лагерным стройкам» и дал имя самым
популярным советским папиросам…
Лев СИДОРОВСКИЙ
Сталин, Молотов, Ворошилов, Ежов на Беломорканале,
2 августа 1933
года,
Рисунок Петра Белова «Беломорканал»
--
С уважением, Татьяна Рущина