Здравствуйте, меня зовут Темур Умаров.
Я китаист и научный сотрудник
«Фонда Карнеги за международный мир». Раньше
я писал тексты для Московского
центра Карнеги, но после того, как российские
власти закрыли его, они публикуются здесь.
Война в Украине продолжается почти
полгода. Когда стало очевидно, что она затягивается,
российские власти начали оправдывать задержку тем, что
Кремль на самом деле сражается
не с Украиной, а с США. Так ли
это? Едва ли. Конечно, Москве удалось приковать
к себе все международное внимание, но Штаты видят
в России не полноценного противника,
а скорее глобального спойлера. Несмотря
на весь свой военный потенциал, путинский режим
не способен разрушить американоцентричный
мир — потому что не способен предложить ему
альтернативу, привлекательную для других
государств.
Но есть страна, которая способна, —
Китай, причем в США говорят об этом открыто.
В мае глава Госдепа США Энтони Блинкен сказал:
«Несмотря на то, что война президента Путина
продолжается, мы будем сосредоточены на самом
серьезном долгосрочном вызове международному
порядку — на КНР».
Мой сегодняшний текст для Kit —
о «войне века» между Китаем и США, которая
по всем признакам действительно возможна.
А еще о том, есть ли шанс все-таки
избежать ее.
■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎
Сейчас отношения между самыми мощными
державами современности — США и Китаем —
находятся
в худшем состоянии за последние 50
лет. Однако еще совсем недавно они были не так
уж плохи, даже наоборот.
Насколько сильно все изменилось, можно
понять, взглянув на два
пресс-релиза. Первый — 2014 года, его выпустили
по итогам визита в КНР тогдашнего
американского президента Барака Обамы. По документу
видно, как активно взаимодействовали страны
в то время: вместе боролись против эпидемии
Эболы и международного терроризма, сотрудничали
по вопросам нераспространения вооружений, облегчали
визовые режимы студентам и бизнесменам, укрепляли
доверие между военными.
Другой — 2022-го, он вышел
после онлайн-встречи президента США Джо Байдена
и председателя КНР Си Цзиньпина. В этом
документе о сотрудничестве уже нет ни слова:
стороны лишь отметили,
что проводят «ответственное урегулирование
разногласий».
Между двумя этими пресс-релизами прошло всего
восемь лет — короткий срок, но отношения двух
государств радикально изменились. Теперь Пекин
и Вашингтон не стесняются даже угрожать друг
другу. Скажем, во время последней онлайн-встречи
Си Цзиньпин предупредил
Байдена, что Штаты ведут опасную игру на Тайване,
а «кто играет с огнем, тот от огня
и сгорит».
Но как это произошло? И что
помешало движению стран навстречу друг другу?
Не обошлось без Дональда Трампа —
и с него мы этот рассказ
и начнем.
Как Трамп все испортил (но и после
него лучше не стало)
«Разногласия» между Вашингтоном
и Пекином во многом действительно возникли
из-за предыдущего американского президента Дональда
Трампа. Еще во время своей предвыборной кампании
он обвинил
Пекин почти во всех проблемах американского народа,
а придя в Белый дом, принялся методично
исполнять свое обещание
«восстановить справедливость» в американо-китайских
отношениях.
За те четыре года, что Трамп был
у власти, Белый дом и американское
правительство приняли и изменили сотни законов
и актов, касающихся Китая. Причем Трамп начал
«развод» (decoupling — так международные эксперты
называют процесс постепенного разрыва отношений США
и КНР) двух стран сразу по нескольким
направлениям.
- В
экономике. США ввели пошлины
на импорт подавляющего большинства китайских
товаров — эта ситуация называется торговой
войной. В среднем годовой товарный импорт Штатов
из Китая оценивается в 400–500
миллиардов долларов. Пошлиной обложили товары
суммарной стоимостью более чем 350 миллиардов
долларов.
- В политике.
В американской стратегии национальной
безопасности Китай был впервые назван «стратегическим
соперником» и «ревизионистской силой». Затем США
закрыли
крупнейшее — и старейшее — китайское
консульство в стране, а также стали активнее
сотрудничать с Тайванем (об этом
мы расскажем ниже).
- В технологиях.
ФБР назвало разведывательную деятельность
Китая «наибольшей долгосрочной угрозой» для Штатов.
Сегодня бюро ведет
тысячи контрразведывательных дел, связанных
с Китаем, и почти ежедневно открывает новые.
- В бизнесе.
Американские власти внесли десятки китайских
корпораций в черные списки. Таких списков много
(например, этот),
но цель одна — усложнить работу или сделать
ее невозможной вовсе. Кроме того, китайским
компаниям стало сложнее торговать акциями
на американских биржах. А ряд корпораций
из КНР — например, Huawei — оказались
в центре дипломатических скандалов.
- В образовании.
В некоторых
американских вузах начались
разбирательства о связях с китайскими
образовательными учреждениями. Тысячам студентов
и исследователей из КНР, которых заподозрили
в сотрудничестве с китайскими властями, не продлили визы.
За всем этим Китай не мог просто
наблюдать, поэтому принимал ответные меры: вводил
зеркальные пошлины на некоторые группы американских
товаров, ужесточал официальную риторику, закрывал
одно из семи американских консульств, лишал виз
американских журналистов.
В таком состоянии и находились
отношения двух стран, когда началась пандемия.
Потенциально коронавирус открывал для Пекина
и Вашингтона возможность «помириться» —
он мог стать идеальным глобальным «врагом» и, как
это бывает в голливудских блокбастерах, объединить
всех против себя. Но конфликт только усугубился: Трамп
упорно называл
ковид «китайским вирусом», а Пекин распространял конспирологические
теории о том, что ковид в Китай якобы завезли
американские военные.
Вражда на фоне пандемии стала опасным
сигналом о том, что, кажется, ничто не способно
заставить США и КНР забыть о противоречиях. Но даже
тогда некоторые эксперты продолжали верить, что
в отношениях двух стран еще не все потеряно.
Надежды строились на том, что во всем виноват
Трамп — а значит, стоит Джо Байдену прийти
в Белый дом, как все наладится.
Не тут-то было, и у этого есть
сразу три причины.
Причина первая: Китай давно
не оправдывал американских надежд
Американо-китайское сближение
в XX веке не было чем-то
неизбежным — оно произошло по стечению
обстоятельств. США долго не признавали власть
коммунистов в Китае легитимной и поддерживали
дипломатические отношения с правительством
в изгнании на острове Тайвань. Однако
к концу 1960-х Вашингтон пересмотрел свой подход,
и это — неслучайно, разумеется — совпало
с тем, что отношения некогда ближайших союзников,
КНР и СССР, достигли пика напряженности.
В марте 1969-го советские
и китайские погранвойска столкнулись
на острове Даманском. И США увидели здесь шанс
на сближение с Китаем. Архитектором этого
сближения стал известный американский дипломат Генри
Киссинджер. В своей книге «О Китае» он вспоминал, что
в 1970-е возник американо-китайский «псевдоальянс»,
целью которого было сдерживание СССР. КНР такой формат
был очень выгоден: если убрать за скобки
«тайваньский вопрос», сотрудничество с США помогало
Пекину достичь основных стратегических целей. Оно было
таким плотным, что Китай даже пользовался данными
американской военной разведки о развертывании
советских войск.
После смерти председателя КНР Мао Цзэдуна
в 1976-м и начала эпохи реформ
Дэн Сяопина сближение Китая и США вышло
на новый уровень. Стороны стали больше внимания
уделять либерализации китайской экономики и быстро
наращивали социоэкономические связи. Пекин получил «статус
наибольшего благоприятствования», что
в торговле уравнивало КНР
с союзниками США. Доступ к американским
технологиям, рынкам и капиталу играл важнейшую роль
в модернизации китайской экономики.
Все это зародило в американском
истеблишменте надежду на то, что со временем
Китай пойдет по пути других азиатских стран —
например, Японии и Южной Кореи — и станет
демократическим государством. Сейчас это выглядит
наивно, но тогда руководство США искренне верило,
что КНР удастся сделать частью американоцентричного
мира. Об этом в книге «Мир стал
другим» писал президент США Джордж Буш —
старший, а сменивший его Билл Клинтон —
в своих мемуарах.
Однако КНР оправдывать надежды
не собиралась. Первым прозрачным намеком
на это стало жестокое подавление
протестов 1989 года на площади Тяньаньмэнь.
Со временем сигналов о том, что Китай намерен
двигаться собственным путем, становилось все больше,
однако американцы долго не хотели их замечать,
воспринимая происходящее скорее как досадные пережитки
прошлого. Так продолжалось до тех пор, пока Пекин
последовательно не разрушил все
их ожидания.
Причина вторая: Китай стал
сверхдержавой и больше не хочет «быть искусным
в скромности»
Конечно, американский оптимизм возник
не на пустом месте. С конца 1970-х
руководство КНР сосредоточилось на экономических
реформах, и все силы его госмашины были направлены
на экономическое процветание. Одним
из инструментов для достижения цели была очень
взвешенная внешняя политика Китая, которая и ввела
Штаты в заблуждение.
В 1980-е главный китайский реформатор
Дэн Сяопин сформулировал принципы внешней политики
страны в 24 иероглифах. Они означали, что Китай
должен «хладнокровно наблюдать; укреплять позиции; при
реагировании проявлять выдержку; скрывать возможности
и ждать своего часа; быть искусным
в скромности».
Может показаться странным, но еще десять
лет назад все, что делал Китай на международной
арене, — это реагировал на раздражители,
не вмешивался в конфликты и сам
не начинал их, а также не вступал
ни в чьи блоки и не создавал свои.
Теперь мы привыкли видеть другой Китай: страна
запускает глобальные инициативы вроде «Пояса
и Пути», инвестирует сотни миллиардов долларов
по всему миру, в том числе на Западе,
разгоняет машину военной мощи, претендует
на лидерство как минимум в своем регионе
и смело реагирует, когда кто-то посягает
на ее интересы.
Некоторые объясняют такой контраст
политической волей нынешнего председателя КНР
Си Цзиньпина. Это упрощение — на самом
деле Китай никогда не отказывался
от великодержавных амбиций. Слова Дэн Сяопина
о том, что необходимо «скрывать свои возможности»,
означали лишь то, что КНР планировала превращаться
в сверхдержаву постепенно, накапливая ресурсы
и энергию для рывка в будущем.
И вот при Си Цзиньпине это будущее,
похоже, наступило. Китайская экономика,
по некоторым расчетам,
уже признается крупнейшей в мире (хотя есть
экономисты, которые скептически
относятся к тому, чтобы считать рост ВВП
объективным показателем экономического роста). Китайский
военный бюджет непрерывно растет на протяжении
последних 27 лет и составляет
293 миллиарда долларов — сейчас это второе место
в мире после США. Хотя еще в 2012-м КНР
тратила на «военку» на 72% меньше.
Благодаря накопленной за десятилетия силе
Китай в сжатые сроки переродился в сверхдержаву — и
ведет себя соответственно. А накопленный «жирок» в
экономике позволяет наращивать военную мощь без ущерба
для экономического развития — чего, например, нельзя
было сказать об СССР времен холодной войны.
То есть Китай не просто держава
с ядерным оружием и мощной армией. Он —
важнейший игрок глобального рынка.
Причина третья: Американские «ястребы»
все еще влияют на Белый дом
Агрессивную политику в отношении Китая
Трамп выстраивал не в одиночку. Ему помогали
многочисленные эксперты: китаисты, аналитики,
международники.
Главным советником Трампа по Китаю стал
Мэтью Поттинджер — ему было чуть за 40, когда
он возглавил азиатское направление в совете
нацбезопасности США. Он начинал карьеру как
корреспондент Reuters в Китае, но после семи
лет в журналистике осознал, что
бурное развитие КНР невозможно остановить, при этом
Пекин не собирается включаться
в американоцентричный миропорядок. Это заставило
Поттинджера перейти в военную разведку, где,
по его мнению, было больше шансов поменять «слишком
наивную и мягкую» внешнюю политику
Штатов.
«Ястребиный» взгляд Поттинджера на Китай
в 2010-х считался в американской китаистике
немного маргинальным, и все же
со временем его взгляды распространились. Дуглас
Паал — известный американский китаист, работавший
в свое время в администрациях президентов
Рейгана и Буша-старшего, — объясняет
«ястребиность» многих американских китаистов
поколенческим переходом. «Большинство нынешних
американских чиновников работают на китайском
направлении не дольше 10 лет. Китай для них начался
с феерии пекинской Олимпиады 2008 года,
а не с визита
Никсона в Пекин ради того, чтобы наладить отношения
с нищей и отсталой страной», — говорит
он.
Поэтому, хоть Мэтью Поттинджер и покинул
команду Трампа на следующий день после штурма
Капитолия, его подход продолжил жить. Как бы странно это
ни выглядело, но Джо Байден, несогласный с Трампом
буквально во всем, продолжает на китайском направлении
дело своего предшественника. Так, нынешний глава Белого
дома не отменил введенные Трампом торговые пошлины
на импорт китайских товаров, не снял
ограничения для инвестиций и не пошел
на уступки в гуманитарной сфере.
Сама американская риторика тоже
не сильно смягчилась. Первые китайско-американские
переговоры
при администрации Байдена, на которые многие
возлагали надежды, по накалу страстей больше
напоминали ток-шоу на каком-нибудь российском
федеральном канале. Вместо того, чтобы делать
дипломатические реверансы, стороны только перекидывались
взаимными обвинениями.
Действительно ли конфликт Китая
с США неизбежен — и каким он может
быть
Да, большинство профильных международных
экспертов уверены: если отношения США и Китая
продолжат развиваться так же, как сейчас, конфликт
между странами неминуемо случится. Причем можно выделить
четыре направления, по которым столкновение уже
происходит.
→ Судьба Тайваня
Вооруженный конфликт между США и КНР
с наибольшей вероятностью может произойти из-за будущего острова
Тайвань. Для США он важен тем, что Тайвань
сдерживает Китай: как Пекин может претендовать
на глобальное лидерство, когда у его границ
до сих пор существует квазигосударство? В КНР
это, конечно, и сами понимают, поэтому
«воссоединение» Тайваня с материком — одна
из главных задач, которую ставили перед собой все
руководители Китайской Народной Республики. Однако
достичь цели так никому и не удалось.
Пекин давно пытается склонить Тайвань
вернуться «по-хорошему»: экономически давит, пытается
заручиться поддержкой местных влиятельных политиков
и бизнесменов. При этом КНР не лишает себя
возможности действовать и «по-плохому»: согласно
восьмой статье закона «Против
сецессии» (это закон против «тайваньских
сепаратистов»), Пекин может использовать «немирные»
способы решения тайваньской проблемы, если
«возможности для мирного воссоединения будут
полностью исчерпаны».
Сегодня угрозы о военном присоединении
Тайваня Пекин озвучивает как никогда часто.
К жесткой риторике добавились действия: Китай
усилил патрулирование бомбардировщиков, истребителей
и самолетов-разведчиков над Тайванем и вокруг
него, все чаще проводит военные корабли и авианосцы
через Тайваньский пролив, совершает
кибератаки на онлайн-инфраструктуру тайваньского
правительства. Кроме того, Пекин остро реагирует, когда
какая-нибудь страна открыто поддерживает Тайвань, —
последний громкий случай произошел с Литвой.
Штаты в этой ситуации десятилетиями
ведут себя двусмысленно. С одной стороны, они
проводят «политику одного Китая», то есть де-юре
признают существование лишь одного легитимного
китайского правительства. С другой — выступают
категорически против любых попыток Пекина изменить
статус-кво и присоединить остров
к материку.
Эта двусмысленность официально закреплена
целым рядом документов. Главный из них — «Закон
об отношениях с Тайванем»,
по которому Вашингтон обещает помогать острову,
но никаких обязательств на себя не берет.
То есть юридически Америка защищать Тайвань
не обязана, и долгие годы Вашингтон
действительно не давал ему никаких гарантий
безопасности. Однако в последние годы ситуация
меняется. Это началось еще при Дональде Трампе
и продолжилось при Джо Байдене — последний уже
несколько раз заявлял, что
США готовы встать на защиту Тайваня в случае
нападения Китая.
Само собой, Пекин видит в этом попытку
Вашингтона саботировать политику «одного Китая». Она
принципиально важна, потому что лежит в основе
американо-китайских отношений — и отказ
от нее угрожает серьезными последствиями.
В первую очередь они коснутся самого Тайваня:
у КНР масса инструментов для того, чтобы ухудшить
положение острова, — от экономических
до военных.
В краткосрочной перспективе ситуацию
значительно обострил визит
на Тайвань спикера палаты представителей конгресса
США Нэнси Пелоси. Она стала самым высокопоставленным
американским чиновником, посетившим остров
за четверть века. В ответ Минобороны КНР пообещало
«не сидеть сложа руки» и принять «решительные
меры для предотвращения внешнего вмешательства». КНР уже
ввела санкции против тайваньских компаний
и мобилизовала военные силы в провинции
Фуцзянь — ближайшей к Тайваню территории
Китая.
А если говорить о перспективе
долгосрочной, то многое будет зависеть
от итогов президентских выборов на Тайване
в 2024-м. Если власть удержит Демократическая
прогрессивная партия, которая выступает категорически
против сближения с Пекином, ситуация может
накалиться еще больше. Если победу одержит кандидат
от пропекинской партии «Гоминьдан»,
то, возможно, КНР повременит с радикальными
мерами.
Но в любом случае эта
ситуация — наиболее опасная в двусторонних
отношениях КНР и США. И она может обостриться
по нескольким
сценариям сразу.
→ Акватория Южно-Китайского моря
Интересы Китая и США сталкиваются еще
в нескольких точках Индо-Тихоокеанского региона.
Китай здесь чувствует себя «прижатым»
американцами — этим ситуация напоминает положение
дел в Восточной Европе, где Москва требует
соблюдения собственных интересов.
Прежде всего, речь о Южно-Китайском море.
Вопреки всем международным договорам — в частности, Конвенции ООН
по морскому праву — Пекин претендует
на 80% акватории моря, потому что
исторически эта территория якобы была заселена
китайцами. Таким образом, Китай заявляет права
на исключительные
экономические зоны нескольких стран одновременно:
Вьетнама, Филиппин, Малайзии, Сингапура, Брунея (и,
конечно, Тайваня). Чтобы заявления не выглядели
пустым блефом, Пекин превращает
необитаемые острова Южно-Китайского моря в свои
военные базы.
Штаты отказываются считать претензии Китая
легитимными, а потому со времен политики «поворота
на Восток» Барака Обамы организуют
в Южно-Китайском море операции в рамках
программы «Свободного
мореплавания». Проходят эти операции примерно так:
группа кораблей ВМС США плавает вокруг островных
образований, которые контролируют китайские военные
силы, в ответ Китай отправляет на место
инцидента свой патруль, а потом активнее проводит
в регионе военные учения. Выглядит как игра
мускулами, но все это довольно опасно: стоит
военным не так понять друг друга, как ситуация
может легко превратиться в вооруженную
стычку.
Короче говоря, как и Россия, Китай
находится в ситуации геополитической конфронтации
с Западом. Однако это принципиально разные
противостояния, даже если отставить войну в Украине
в сторону.
В Индо-Тихоокеанском регионе много
американских военных объектов, но аналога НАТО там
нет. С одной стороны, это дает
Китаю преимущество: отсутствие единого блока позволяет
искать потенциальные трещины между Вашингтоном
и его союзниками в регионе —
и давить на них. Хороший пример здесь —
сближение
Китая с Филиппинами при предыдущем президенте
страны Родриго Дутерте.
С другой — отсутствие
организованной группы стран усложняет Китаю переговорный
процесс. Ведь когда все стратегические противники
объединены в альянс, не нужно договариваться
с каждым по отдельности, а взаимодействие
подчинено предсказуемым правилам.
В регионе же никакой предсказуемости нет. В
противостоянии с Китаем США делает упор на объединения
вроде QUAD (Австралия, США, Индия, Япония), AUKUS (США,
Великобритания, Австралия) и разведывательной группы
«Пять глаз» (Австралия, Великобритания, Канада, Новая
Зеландия, США). Все они возникли неспроста: у каждой из
стран, входящих в объединения, с Китаем свои проблемы.
В случае Индии и Японии это нерешенные
территориальные споры, а, например, Австралия
и Новая Зеландия уязвимы перед китайским
экономическим давлением. Цели и задачи этих объединений
намеренно
никак не зафиксированы, чтобы не превращать их в новые
неповоротливые махины вроде
НАТО.
При этом КНР только начинает наращивать
глобальное силовое присутствие. В отличие
от США, Китай управляет своими базами
за пределами страны не с помощью армии,
а посредством полувоенного формирования — народной
вооруженной полиции (это что-то вроде российской
Росгвардии), именно она строит уже вторую
базу в Таджикистане. Вдобавок Китай увеличивает
свое влияние в сфере глобальной безопасности
косвенными путями: например, берет в долгосрочную
аренду порт в африканском Джибути или отправляет
безвозмездную военную помощь островным государствам
Океании.
→ Идеология
Противостояние Вашингтона
и Пекина — это еще и конфликт двух
систем. Когда в 1989-м американский философ Фрэнсис
Фукуяма опубликовал свой известный труд «Конец
истории?», казалось, что мир стоит на пороге
новой эпохи — и в ней нет места
недемократическим странам. Все выглядело так, что режимы
осознали: единственный способ продолжить
существовать — либо строить демократические
институты, либо хорошо имитировать их, и Китай тоже
должен пойти по этому пути.
Однако режим в КНР, как меч Годрика
Гриффиндора из «Гарри Поттера», вбирает в себя
лишь то, что его закаляет. С одной стороны,
в стране процветает капитализм,
а с другой — заметно ограничены
гражданские свободы и политическая конкуренция. Эту
китайскую
модель государственного строительства, кажется,
невозможно повторить. Однако сам факт
ее существования — как альтернативы
американской и, шире, западной — то, что сильно
подрывает позиции США в мире.
Конечно, речь о прямом противостоянии
пока не идет. Все-таки Китай действительно
во многом имитирует демократические институты
(формально в стране многопартийная система). При
этом Пекин все чаще заявляет об особенности своего
пути развития, а еще о том, что
у каждого государства своя
демократия. Другими словами, Китай все-таки
не предлагает миру полноценную альтернативу
американской политической системы. Он лишь говорит,
что «все не так однозначно» и каждый должен
строить демократию исходя из собственных
«особенностей».
Для обществ некоторых стран —
и в особенности для их политических
элит — это звучит очень привлекательно.
С помощью китайской государственной логики любую
неприглядную характеристику системы можно списать
на «менталитет» или «национальную особенность».
Собственно, именно так КНР и оправдывает
свою жестокую дискриминационную политику в Синьцзян-Уйгурском автономном
районе.
Чтобы донести свою версию справедливого мира
до международного сообщества, Пекин использует
инструменты мягкой
силы — например, институты Конфуция (правда,
в Штатах они все чаще принудительно прекращают
деятельность). Но говорить о том, что
Китай очень успешен в попытках продвинуть себя
за рубежом, еще рано. Есть страны, которые берут
некоторые элементы китайского госуправления
на вооружение (например, Узбекистан),
однако пока нет тех, кто попытался бы имитировать
китайский опыт целиком.
→ Экономика и технологии
Рождение знаменитого «китайского чуда» —
это в том числе побочный эффект деятельности
американских корпораций. С одной стороны, они
стремились заполучить китайский рынок —
и стали активно на нем торговать.
С другой — очень хотели сэкономить —
и для этого переносили в Китай свои
производительные мощности, чтобы пользоваться дешевой
рабочей силой.
Китай воспользовался этой ситуацией для
собственного процветания. Благодаря американским
инвестициям он быстро превратился из страны,
производящей дешевые подделки, в государство,
которое само задает международные тренды в сфере
технологий (посмотрите хотя бы на TikTok). Так
и сформировался американо-китайский экономический
win-win: скажем, Apple производит в КНР аж 90% своей
продукции, а китайский рынок приносит компании
до четверти
всей глобальной выручки. Таких примеров можно привести
даже не сотни — тысячи.
До того, как Пекин публично заявил
о своих великодержавных амбициях, США
в общем-то все устраивало. Теперь же Вашингтон
чувствует, что своими руками создал
«монстра», способного сместить Штаты
с позиции главного бенефициара сложившегося
миропорядка. Особенно это ясно сейчас, когда многие
примеряют происходящее в Украине
на потенциальный сценарий атаки на Тайвань.
В ответ на российскую агрессию международное
сообщество вводит против путинского режима все новые
и новые санкции, способные —
потенциально — практически полностью изолировать
экономику страны. Но с Китаем ничего подобного
не выйдет даже гипотетически. За десятилетия
тесного сотрудничества экономика КНР стала неотъемлемой
частью как американского развития, так
и глобального. Сегодня Китай — почти пятая часть
мирового ВВП, 15% мировой
торговли и около трети
мирового производства.
Отдельную опасность Вашингтон видит как раз
в сфере технологий. На глобальном
технологическом рынке Китай уже обгоняет США сразу
в нескольких сферах — здесь и большие
данные, и искусственный интеллект, и сети 5G.
Еще 10 лет назад в Кремниевой долине видели
в КНР подражателя или рынок сбыта, но теперь
это сильный конкурент и источник опасности. Вполне
вероятно, когда-нибудь мы будем
жить в мире, разделенном на два
технологических лагеря — американо-
и китаецентричный, — а страны
с меньшим количеством ресурсов будут вынуждены
примкнуть к одному из них.
Плохая новость для США еще и в том,
что многие технологии, которые Пекину удалось перенять,
могут использоваться не только в гражданских,
но и в военных целях.
Например, в августе 2021-го Китай испытал
гиперзвуковую ракету с ядерной боеголовкой: облетев
земной шар, она устремилась к своей цели —
и таким образом наглядно продемонстрировала миру
передовые космические возможности КНР.
Но не только их. Она показала, насколько
американцы недооценили успехи Пекина в области
разработки гиперзвукового оружия.
Сыграет ли Россия во всем этом хоть
какую-то роль
В американо-китайском противостоянии
Кремль очень хочет найти свое место. Так, президент
Владимир Путин, очевидно, пытается добиться от США
того же уровня «уважения», с которым Вашингтон
относится к Пекину. И отчасти конфликт
с Западом — один из столпов крепнущей
российско-китайской дружбы.
Однако сравнивать подходы Москвы
и Пекина сложно. КНР почти полвека строила свою
мощь после разрухи, в которой страна оказалась
на момент смерти Мао Цзэдуна в 1976-м. Для
этого Пекин десятилетиями игнорировал претензии
в свой адрес, не ввязывался
в геополитические авантюры и проводил так
называемую дипломатию улыбок. При этом долго никто
не мог консолидировать всю власть страны
в своих руках: верхушка регулярно обновлялась,
управляло Китаем коллегиальное партийное руководство,
а внутриэлитные противоречия сдерживали
руководителей от излишнего злоупотребления
властью.
В свою очередь, Россия ввязалась
в очередной — и на этот раз
действительно масштабный — конфликт без
долгой подготовки. По сути, все, что придает сейчас
уверенность Владимиру Путину, — это доставшееся ему
в наследство от СССР ядерное оружие,
а еще устойчивость его режима.
Конечно, война в Украине, как
и предыдущие конфликты России с Западом,
оттягивают на себя внимание США — без этих
событий Вашингтон не смотрел бы в сторону
Москвы. Именно поэтому Кремль постоянно повышает ставки,
поглощая все больше западных ресурсов. Стратегия
работает — Путин действительно добивается
к себе внимания снова и снова. Однако
это самоубийственный подход. После каждой новой
стычки («пятидневная война» с Грузией
в 2008-м, аннексия Крыма в 2014-м) Россия
проваливается в кризис, а как только немного
восстанавливается после него, совершает следующий акт
агрессии, чтобы снова провалиться в кризис, —
и так по кругу.
С Китаем другая история. Пекин понимает,
что представляет для американоцентричного мира самую
большую угрозу, поэтому его ставки намного выше.
В интересах Китая — как можно дольше
оттягивать потенциальный конфликт, чтобы лучше
к нему подготовиться. В конце концов, сейчас
не лучший момент для войн: Си Цзиньпин
готовится к переизбранию на третий срок,
общество устало от жестких ковидных ограничений,
а экономика страны переживает кризис. И пока
США вынужденно отвлекаются на войну в Европе,
Пекин получает дополнительное время.
Конфликтуя с Западом, Россия дарит Китаю
еще и свою вынужденную лояльность. Отношения Москвы
со многими странами практически разорваны, так что
ценность Пекина как партнера для изолированной Москвы
сложно переоценить.
При этом вес переговорной позиции России
по многим вопросам теперь на историческом
минимуме. Зато возможности Китая давить
на российских партнеров —
беспрецедентны.
Скорее всего, Россия уже определилась
с тем, на чьей стороне она выступит
в грядущей «войне века». Но ее участие
не обязательно потребуется — войны все-таки
можно избежать.
Решение о начале вооруженного
столкновения всегда принимают конкретные люди. Если они
увидят более выгодные варианты действий, чем убивать
друг друга, война неизбежной быть перестанет. Неизбежных
войн вообще не бывает. Бывший премьер Австралии
и известный китаист Кевин Радд посвятил этому целую
книгу, она называется «The Avoidable War» (что можно
перевести как «Война, которой можно
избежать»).
Радд считает, что Китай и США вполне
способны перейти от конфронтации
к «управляемой стратегической конкуренции»,
основанной на трех основных принципах. Во-первых,
каждая сторона должна четко сформулировать свои «красные
линии» — чтобы избежать случайного развития
конфликта и сделать отношения более предсказуемыми.
Во-вторых, странам следует направить энергию
на созидательное соперничество — например,
в технологиях и культуре, — что
помогло бы им укрепить свою политическую,
экономическую и идеологическую привлекательность
в глазах остального мира. И в-третьих,
необходимо расширить
сотрудничество в тех сферах, в которых это еще
возможно. Скажем, глобальную проблему климата без
американо-китайского сотрудничества миру точно решить
не удастся.
От редакции
Kit: Если вы захотите
поделиться этим письмом, просто перешлите его своим
близким, друзьям, коллегам.
И вот ссылка на текст,
который вы только что прочитали, чтобы поделиться
им в соцсетях.
■︎
Темур Умаров
Редактор: Лиза
Антонова
Чтобы написать в редакцию Kit,
достаточно ответить на это письмо. А еще
ответом на письмо можно задать вопрос автору
текста. Но постарайтесь ограничиться только
одним вопросом — и тогда автор вам
ответит. | |
|
